Современная интерпретация поэзии широко раскручивается новоявленными литературными СМИ. Это новое поколение буквослогатлей, с сильно повреждённым мозгом, результат абсолютной брошенности всех и вся в 90-х годах прошлого века. Стране, родителям, обществу было не до них, надо было выживать любой ценою и как результат: цена выживания оказалась слишком высока: очень многие из тех кому довелось взрослеть в лихие девяностые — обзавелись болезненным, извращённым, инвалидным воображением с инструментарием близким к рабочей практике врачей-патологоанатомов или сценаристов фильмов ужасов. К середине двухтысячных уже практически всё было кончено. «Все почти с ума свихнулись, даже кто безумен был..»: Литературный институт превратился из бесполезного заведения для бездарных в полезное заведение для бездарных, активно помогая поддерживая патологии беспризорников из девяностых, помогая молодёжи заменять поэзию на потоки сознания или диарею воспалённого мозга. Литературная Россия изменилась до неузнаваемости, не уступая всей «РФ» и всему СНГ: практически полностью вымер, сменился состав редакций литературных изданий, остались одни вывески, как говорила Цветаева: «пустые жесты над пустыми кастрюлями», исчезли авторитеты, критики, ценители с чувством меры, вкуса и стиля. Новоявленные «кухарки и хлеборезы поэзии», подобно шариковым из двадцатых годов, обрушили на само понятие поэзии такое количество словесных аппетитно воняющих яств из отходов жизнедеятельности, что современная литературная общественная столовка, казалось бы, должна была содрогнуться от ужаса, воззвать к врачам, перенести современную литературу, её делателей и деятелей внутрь профильных больниц и амбулаторий, но нет, поскольку, народные массы любителей писануть революционно вышли на первый план с собственными виршами, а уцелевшие от девяностых профессионалы почувствовали необходимость и возможность хорошо совмещать литературу с досугом и отдыхом, никаких преград у расстроенного коллективного мозга не осталось для полномасштабного переиначивания сути, смысла и истоков того уникального самоотверженного вдохновения, которое когда-то называлось «русская поэзия». Вот, например: Елена Георгиевская
Елена Георгиевская родилась в 1980 году в Ярославской области. В 2006 году окончила Литературный институт им. А.М. Горького. Публикации в журналах «Воздух», «Новый мир», «Волга», «Нева», «Урал», «Сибирские огни» и др. Автор нескольких книг. Живет в Калининграде и Москве ЗМЕИНОЕ ДЕРЕВО
«Огромный топор на лету срубает половину одного дерева, но она не падает на землю, а, на секунду задержавшись в воздухе, прирастает обратно. У второго же отрастает новый ствол, потому что это дерево-ящерица. Но местные зовут его змеей. Они то ли никогда не видели ящериц, то ли путают эту историю с другой, то ли боятся упоминания древних земноводных, как Тетраграмматона.
Зритель ждет, когда топор устанет, но железо устает только в плавильне. Иди, зритель, проверь, отрастет ли у тебя новая рука, голова, появятся ли вместо них конечности лацертилии, напугают ли тебя они. Листья дерева точь-в-точь липовые, но оно не цветет». ЗАМОР
«Мясо лежит на улице, но не тухнет, а ссыхается до тонких пластинок, которые нельзя есть. Анна подбирает одну и думает, что на ней можно писать, как на пергаменте, только поверхность неровная. Уносит несколько штук домой, прикидывая, чем их отшлифовать.Люди, видя куски повсюду, хватают их — хоть сырые, хоть сухие, напоминающие им чипсы с ветчиной. Анна удивляется: почему они не осознают, что это нельзя есть? Они думают: есть можно всё.» ------------------------------------------------------------- Пропал дом...