Фердинанд Терентьевич Краузе   (21.06.2024   12:46:29)

Литературный портал «Изба-Читальня»

Читательская конференция (открыта Вадимом Шарыгиным)
Тема : «Литература о войне : любимые книги, писатели, герои»

​

ДОКЛАД
I-я секция:
«Моё любимое «военное» произведение»

​

СОДЕРЖАНИЕ

Введение
1. Информация об издании.
2. Информация об авторе произведения.
3. Почему данное произведение выбрано для Доклада.
4. Краткий пересказ сюжета романа.
5. Фрагменты текста, повлиявшие на выбор произведения.
6. Личные впечатления от прочитанного.
7. Иллюзии и аллюзии.

​

Далее:

​

https://www.chitalnya.ru/work/3803819/

​

​

Вадим Шарыгин   (21.06.2024   15:25:39)
(Ответ пользователю: Фердинанд Терентьевич Краузе)

​

Здравствуйте, Фердинад!

​

Я только в начале пути чтения вашего доклада, но импульс увлечённости текстом уже обрёл, для меня лично это очень важно, чтобы текст притягивал, каким-то едва уловимыми нюансами, оборотами речи, чтобы с первых шагов сознания по тексту возникало ощущение личной причастности к происходящему, и вы это можете!

Когда в тексте вашего пересказа сюжета я дошёл до строк:
"Красноармейцы начинают прятаться за трупы своих товарищей, убитых в прошедших боях. Трупы защищают их от пуль. В сумерках, передвигая трупы по льду перед собой, они приближаются к берегу. Немцы потрясены увиденным и когда оставшиеся в живых красноармейцы поднимаются в очередную атаку, немцы оставляют позиции на берегу и убегают из Устрикова", то почувствовал - сколько трагедии и героизма сокрыто в этом эпизоде войны, и что мен надо обязательно прочитать пересказанное...

И дальше, вы приводите фрагмент текста повести:
"Рассвет поднимался над озером. И тогда взлетели три красные ракеты. Живые пошли на последний приступ, и перед каждым лежал убитый. Подтолкни его, подползи к нему ближе, еще чуть-чуть подтолкни, опять подползи. Они застывшие, тяжелые, они ползут по шершавому льду со скрипом - толкай сильней, сначала ноги, потом плечо. Толкай! Не отрывайся от него, не бойся мертвого, прижимайся к нему крепче, не бойся его: ведь он твоя последняя защита и надежда.
Немцы на берегу сначала не поняли, в чем дело, а потом стали бить из всех пулеметов. Мертвые умирали снова, но медленно и неотвратимо двигались к берегу. За мертвыми ползли живые, ползли упрямо, отчаянно, беспощадно, потому что им не оставалось ничего другого и потому что мертвому не страшна никакая смерть."

"Живые пошли на последний приступ, и перед каждым лежал убитый"... Это цена одной, отдельно взятой и всей общей победы, и ТАКОЙ цены не знала и не знает ни одна армия мира...

​

«Победой не окуплены потери,
Победой лишь оправданы они»
Виктор Авдеев

​

Спасибо вам, продолжаю чтение, нужно время на осмысление, нужны силы душевные, чтобы вынести всё это...

​

Фердинанд Терентьевич Краузе   (21.06.2024   16:14:41)

​

Ах, как резануло (по живому), то о чём Вы написали:

"Всё только начинается. Начинается конец всей нашей прежней жизни, начинаются: героическая оборона Калининградского особого района, до последнего будут держаться наши города и посёлки, наши аврально мобилизованные подразделения, наши дома и палисадники, воинские объекты и каждая пядь уходящей из-под ног жизни, ..."

Это ожидаемое следствие много чего: Большой Политики; маленькой политики; личного отношения к происходящему вовне и внутри себя.
Множество накопилось эпитетов к вышеперечисленному.
Формат не позволяет.
А, потому, по аналогии с нашатырным спиртом, поднесённому к носу потерявшего сознание, рекомендовано ознакомиться с содержанием небольшой повести
Сергея Анисимова "Простое воскресное утро".
 

Может быть, кто-то ещё успеет очнуться от сладких сновидений...

А можно и не искать, и не читать.
 

"На верхней палубе играет оркестр,
И пары танцуют фокстрот,
Стюард разливает огонь по бокалам
И смотрит, как плавится лед.
Он глядит на танцоров, забывших о том,
Что каждый из них умрет.
Но никто не хочет и думать о том,
Пока «Титаник» плывет."(c)

​

Вадим Шарыгин   (21.06.2024   17:46:53)
(Ответ пользователю: Фердинанд Терентьевич Краузе)

​

Тот особый ракурс - со стороны совести взгляд на происходящее, на ту войну и на ту, что уже крадётся к нашему порогу, совпал у нас: вы, я, Света Харина, не сговариваясь, сказали как бы "о прошлом на будущее", тревога смертельная вырвалась из наших сердец. И я рад и горд этому случайному маленькому братству, как будто остатки истерзанной роты заняли оборону на последнем рубеже, на рубеже памяти и совести. И пусть надвигаются на нас превосходящая нечесть лубочной развлекаловки, тусовки, "перформанса в песочнице головного мозга", пусть совсем рядом мирок склок, старческой публичной литературной деменции, в многотысячном составе умных "до зубов" штатных нравственных имитаторов и бездельников, есть что-то непобедимое в нашем меньшинстве, потому что мы всё активнее и твёрже не участвуем в тусовке. Получится или нет, не знаю, наверное сомнут нас, задавят массой "перформансов от сохи")

Но когда будущее начинаешь из прошлого, когда остаёшься верным этим обелискам с именами надёжных людей, когда возрождается слово ТОВАРИЩ, ничего не страшно.

Извиняюсь за возможные опечатки, пишу с телефона.

Светлана Харина   [Астрахань]    (21.06.2024   21:15:03)
(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

​

Я тут, перечитывая повесть Константина Воробьева, вдруг осознала: кинули кремлевских курсантов защищать Москву. Это тех, кто под 2 метра ростом и по сути не ловкие ребята. То есть в окопах им спрятаться не было возможности и стать невидимками для врага, увы, не светило. Интересно, кто дал приказ на такой марш-бросок? Погибли молодые мальчишки, многие попали в плен, естественно в первые годы войны Москва отступала.

 

Фердинанд Терентьевич Краузе   (21.06.2024   21:51:51)
(Ответ пользователю: Светлане Хариной)

​

Извините, что влезаю в ваш разговор...
Предлагаю не выяснять - кто дал приказ.
Ни к чему хорошему, в рамках Темы Конференции, подобные вопросы не приведут.
Просто, поверьте на слово.

Ваш вопрос - частный вопрос. Есть глобальные вопросы.
Вот некоторые из них: - Почему и как Вермахт, вообще, оказался под Москвой?
Поверьте, не стоит ответ на Ваш вопрос того, какие последствия он может вызвать при желании наших "комдивов" и военных экспертов превратить эту Тему в поле боя .

Можно попытаться ответить (если Вас удовлетворит этот ответ) на вопрос: -Почему курсантов военных училищ отправили на передовую в качестве пехотного подразделения?

Ответ: -В октябре 1941 года была выраженная нехватка личного состава в подразделениях Красной Армии под Москвой.
Даже сплошной линии фронта не было. Кроме курсантов военных училищ, для обороны Москвы было сформированы дивизии народного ополчения из гражданских лиц. Только в октябре 1941 года из рабочих и истребительных батальонов было создано четыре Московских стрелковых дивизии (до этого, к концу июля 1941 года на фронт ушли 12 дивизий московского ополчения) (с)

Безвозвратные потери составили 80% (с)

​

Вадим Шарыгин   (21.06.2024   22:04:45)
(Ответ пользователю: Светлана Харина)

​

Вспомнил, что в 1990 году вышел одноименный фильм, по повести Константина Ворjбьёва о гибели кремлёвских курсантов:

 

Светлана Харина   [Астрахань]    (22.06.2024   15:43:07)
(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

​

Этот стишок именно об осени 41 года.
"Зависть". Написан мною в 24 года.

В пехоте воевать - особая сноровка.
Бегом - на танки!
На троих - винтовка.
Люблю тебя, браток, как не любил и мать...
Но я завидую: ты можешь убивать!
Бегу, и жду, когда тебя настигнет пуля:
Тогда из рук твоих винтовочку возьму я.
Наткнусь и я на пулю, в свой черёд -
Винтовку мой завистник подберёт... (с)

https://www.chitalnya.ru/work/139827/

Вадим Шарыгин   (22.06.2024   16:16:22)
(Ответ пользователю: Светлана Харина)

​

Прекрасно, Света, я лично знаю цену явленному в произведении как бы это сказать, совпадающему один в один со Временем ,языку, такому, который как раз-таки есть в этом стихотворении, умница!

​

Ольга Васильевна   [Челябинск]    (21.06.2024   21:58:29)

​

Спасибо за важную и своевременную тему, Вадим.

​

Когда я выбирала, о какой книге написать, то задумалась, вернуться ли в юность и вспомнить свой любимый роман Вениамина Каверина «Два капитана», который во многом повлиял на становление моего характера и выбора судьбы, герои которого стали моими кумирами на всю жизнь; или рассказать о своих сильнейших впечатлениях от ужаса войны глазами голодающих детей блокадного Ленинграда в повести Альберта Лиханова «Последние холода», а может быть, рассказать о своих впечатлениях от повести «Матерь человеческая» Виталия Закруткина, которую я прочла, уже будучи много раз матерью и которая потрясла меня своей человечностью и силой характера простой русской женщины... Но, к итоге, выбор пал на книгу современного автора Натальи Нестеровой «Жребий праведных грешниц». Это роман, состоящий из четырёх книг. Все они о жизни одной сибирской семьи, о разных её поколениях. Начинается эта история до революции. Вместе с героями мы проживаем эпоху раскулачивания, становления советской власти, изменения жизни сибиряков. Автор заставляет полюбить героев со всеми их достоинствами и недостатками, перед нами предстают люди с яркими характерами и непростыми взаимоотношениями. Мы узнаём много нового и интересного о быте и традициях сибиряков, вживаемся в образы благодаря живому языку и колоритной речи.
Великой Отечественной войне посвящена третья часть семейной саги - «Возвращение». Война застаёт семью в разных уголках страны - в Ленинграде, заставляя проживать с ними страшную блокаду, в Курске, где мы видим ужасы обстрелов и героическую работу военных врачей, в Сибири, где показана жизнь народа в тылу. Война коснулась каждого жителя страны, где бы он ни был, и на примере героев этой книги мы в этом ещё раз убеждаемся.

«…И вот теперь война обрушилась на Нюраню лично. Ее, хорошего врача, беззащитную мирную женщину фашистский изверг расстреливал, играя и куражась, насмехаясь над красным крестом. Если бы не Орлик, немецкий летчик пристрелил бы Нюраню, точно зайца пугливого. Нюраня рыдала из-за пережитого страха и от сознания того, что на родную землю пришла безжалостная, бесчеловечная, страшная в своем упоении вседозволенностью темная сила.»

«…Нюраня пыталась с помощью Оли Соколовой найти семью, которая спрятала бы Раю с ребенком. За любые деньги и ценности. Оля обещала постараться, но спустя время только развела руками:
– Анна Еремеевна! Никак! Если в глубинку, в села, так не доберешшси. За одного партизана десяток расстреливают, без разбору – стариков, детей, жэншин. А то и вовсе ужас: огнеметами по хатам, пожарище, полсела нет, люди в чем были выскочили, а их из автоматов. Знаю одну семью. Прятали еврейского мальчика в подполе. Без свету несколько месяцев, стал как червяк белый. Запасов-то в подполе не осталось, крысы озверели как те немцы, на мальчонку накинулись, он вопить. Чтоб соседи не услышали, хозяева еврейчика сами придушили.»

​

Из дневника Насти Камышиной:
«20 ноября 1941 года.
... По случаю папиного прихода у нас был королевский обед из трех блюд. На первое суп – варево на основе горсточки крупы, мелко-мелко порезанного кусочка сала размером с вишню и щепотки квашеной капусты. На второе – студень из столярного клея. На третье – компот в виде воды, в которой кипятили четыре дольки сухих яблок. Мы даже захмелели от подобного изобилия. Папа компота не дождался, задремал за столом.
– Мама, – попросил Степка Марфу, – сделай ему утром хлеб с яйцами.
– Яйца? – встрепенулся вдруг папа и обвел нас чумным взглядом, не узнавая. – Где нашли? В порту? Какое количество?
– Иде нашли, там уж нет, – ответила Марфа, подхватила папу и поволокла на кровать. – Почивайте, Александр Павлович.
Только в этот момент я поняла, как безумно устал папа.
Яйца – это так называемая четверговая соль. Марфа завязывает ее в мешочек, кладет в золу, держит, пока не почернеет. Считается, что она приобретает запах сваренного вкрутую яйца. Если этой солью посыпать кусочек хлеба, то кажется, будто ешь яйцо с хлебом. Настоящий вкус яиц мы давно забыли.
Умерли дети тети Оли из двадцатой квартиры, сначала трехлетний мальчик, потом пятилетняя девочка, я не помню их имен. Тетя Оля сошла с ума, ее увезли в больницу.»

​

«3 января 1941 года
… Марфа дает мне прикорм – стакан теплой воды с разведенным сгущенным молоком – рано утром или поздно вечером, когда Степка спит, чтобы не дразнить его, не доставлять лишние страдания. Но Марфа не знает наш секрет. После кормления Илюши я зову Степку, и мы тихо конспирируем. Степка подставляет ложку, и я по каплям сцеживаю, терзая свою грудь, молоко. Иногда бывает почти полная ложка, но чаще – только донышко закрыто. Степка аккуратненько, как драгоценную амброзию, подносит ложку ко рту, выпивает и жмурится от удовольствия. Несколько минут сидит, не открывая глаз, не вынимая ложку изо рта – смакует.»

«…От Финляндского вокзала их везли на поезде до станции Борисова Грива. Там, как обещали, эвакуированных блокадников пересадят на автобусы и грузовики, отправят по замерзшей Ладоге до Волховстроя.
Неожиданно в противоположном конце вагона истошно закричала женщина. У нее на руках умер ребенок, и второй был очень слаб. Женщина все уговаривала живого ребенка потерпеть, скоро им дадут много хлебушка. Ее причитания в тишине вагона рвали сердце.
У Марфы за пазухой хранился последний сухарь. Берегла, потому что незнамо, сколько добираться будут. Случится задержка, надвое разломит – Настя и Степка пососут.
Марфа достала сухарь и протянула сидевшему рядом мужчине:
– Передайте той женщине.
Он уставился на сухарь, точно ему в руки попал самородок, потом поднял руку к верху и склонил вправо:
– Я передаю хлеб той женщине.
И дальше каждый человек, принимая сухарь, произносил:
– Я передаю хлеб.
Марфа так и не увидела женщины, с которой поделилась последним.»

Читая эту книгу, я проживала жизнь героев, которых успела узнать в предыдущих двух частях. Автору удалось просто потрясающе описать героев, которые менялись с приходом войны, обнажая сущность человеческую во всех её проявлениях, показывая силу и слабость характеров, геройство и предательство, подлость и самопожертвование. Некоторые моменты романа меня поражали, я перечитывала с остановками, размышляя, правильно ли поступали герои, а что бы я сделала на их месте. И на многие вопросы я не находила ответов. Как и в жизни, нет идеальных людей, нет абсолютно плохих и абсолютно хороших, поэтому данный роман считаю не просто художественным, не просто историческим, но глубоким психологическим произведением.

Очень интересно было бы узнать и ваши мнения.

​

Вадим Шарыгин   (22.06.2024   11:12:15)
(Ответ пользователю: Ольга Васильевна)

​

Спасибо, Ольга, за участие в нашей Конференции, за чуткочть и проницательность читательские!

Все выбранные докладчиками произведения оказались именно психологическими - потому, наверное, что растущей в духовном смысле душе важно прочувствовать не только и не столько канву событий, но цену любых итогов, в том числе победы и крепко запомнить эту цену! Именно этим знанием цены творческий, интеллигентный человек отличается от просто узко образованного ура-патриота, живущего на поверхности выживания любой ценой. Военная проза возвращает нас из жизни-досуга к жизни-братству, как будто за руки берёмся, трагические моменты, которые вы поведали из книги Натальи Нестеровой "Жребий праведных грешниц", эти души: Нюраня, Оля Соколова, Настя Камышина, другие, они воссозданы так, как будто это каждый из нас, это мы, которые уже на войне, уже гибнем под целенаправленными обстрелами Белгорода и других городов и поселков, уже столкнулись не просто с противником, но с неистовой шантропой, возомнивший себя сверхчеловеками, и женские плечи страдания и милосердия несут крылья надежды, что выстоим и в этот раз, уцелеем нравственно, не допустим превращения себя в поверхностных потребителей досуга!

Продолжаю читать Нестерову и вас,
Продолжаем читательский труд души!

Вадим Шарыгин   (22.06.2024   15:31:27)

​

Приветствую всех активных и пассивных участников Читательской конференции!
Мы продолжаем осмысление значения военной прозы.
У меня вопрос ко всем участникам дискуссии. Но сначала предлагаю вашему вниманию текст моего стихотворения из цикла "Война народная" . В основе стихотворения реальный эпизод войны.

​

***
Траншею разглядел не сразу:
-Да тут.. все двести пятьдесят..
Снег сыплет..будто по приказу..
Ух, дым-то! – сладок самосад..

Фланг ..оголённый.. вдруг, не сдюжим..
-Кузьмич!
-Я тута, лейтенант!
-«Максим» – на фланг!

…У фрицев ужин..
Вон, вижу, высунулся, франт!

Да, так и есть, мне надо было –
Приказ на чистку всех стволов..

Как глупо Лапина убило
И тяжко ранен Веселов..

Хлопок! – у немцев..
-Пристреляли! –
ещё с утра, видать, окоп.
Разрыв!..
Кузьмич!!
Взмах рук! – опали:
Винтовочной гранатой – хлоп!..

-Клименко! Раненым займитесь!
Ну, гады! – сросся я с цевьём..
Прицел..Бах! В бруствер ткнулся «витязь»...
Один готов! ..

-Не брать живьём,
Всех этих тварей! – клокотала,
Мешала злоба цель поймать..
В намушнике: второй, привстала –

Тень в каске..
-На-ка, твою мать!

Стреляю. Вспышка на шинели
Там, где-то в области плеча..
Исчез он с бруствера..
Имели! – в окопах право палача:

Казнить! – взбесившуюся свору
Нечеловеческих людей.
В статейке Эренбург – к затвору
Гнал каждого из нас: «Убей!»,

«Убей! Раз, немец!» - выл пискляво,
Нам в спины страшный голосок.

Гуляла ненависть шалавой –
В сердцах!
Стучалась – кровь в висок..

Я сполз на дно окопа..
Боже..
Кузьмич кровящий предо мной,
Сознанье потерял,
Похоже.. умрёт.. и я тому виной!

Я, взодный, надо было..Режу..
Шинель.. Под грудь сую бинты..
Он дышит, всхрипывая, реже..

-Скорей, ребята! Градов, ты,

Ты – старший, в тыл его, быстрее..
Кивнул мне,
Споро уползли..

Писк миномётной батареи:
Рванули взрывы грудь земли!

-Даст Бог дотащат..

Немец, тяжко,
Ползёт к своим, оружья нет,

Льёт кровь на снег, волочит фляжку..
-Добить? Простить? Где он, ответ!?

Нет, здесь война,
Всю жалость – к чёрту!
Взвод мой молчит: моя дуэль.

Кровь – кулаком в виски, в аорту:
Нет, не раззявит жалость дверь –

Святого воинского долга,
Добью «гусёнка», отомщу!
-А может.. Кой с него уж толка,
Отвоевался.. Отпущу..

Стреляю! – ткнулся в снег, вояка,
Застыл на пашне бугорком..
Нет, правда, что уж тут двояко
Смерть толковать..
Война – кругом!

Состарила – дела и лица –
Жизнь всех нас бывших на войне.
А мне.. уж, слишком часто снится
Тот, мной подстреленный вдвойне.
_-------------------------

Как бы вы поступили на месте командира взвода?

​

Фердинанд Терентьевич Краузе   (22.06.2024   17:28:04)
(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

​

Мы ТАМ не были.
Сначала о Вашем тексте (если можно).
Написано необычно, но воспринимается, не менее тем, адекватно.
Мы ТАМ не были.
Возможно только представить (предположить), что в таких обстоятельствах, когда момент наступления личной смерти - это всего лишь результат статистики (процент попадания в живую плоть, зависящий от плотности орудийного и стрелкового огня в единицу времени) человеческое сознание работает в "мерцающем" режиме сверхвосприятия. [Надо же такое придумать...]
Хорошо, ещё раз... В моменты смертельной опасности мозг человека, находящегося на обстреливаемых позициях, работает либо в режиме ухода от реальности (упасть на дно окопа лицом вниз и пытаться забиться поглубже между шинелью и стенкой траншеи), либо в ускоренном режиме, вынужденное реагировать на изменение окружающей обстановки в соответствии с тем, чему тебя учили, к чему готовили в семье, в школе, на работе, на курсах (если ты командир, хоть в звании сержанта или стал командиром, потому, что старших по званию убили ), в училище.
Вероятно так, как в Вашем тексте и работает сознание ТАМ. Но это не точно. Всего лишь предположение.
-------
Вами задан вопрос.
Вспоминая поступки, требующие немедленного решения в условиях стресса с предложенной Вами в тексте ситуацией - однозначно: "Стреляю! – ткнулся в снег, вояка"

​

Вадим Шарыгин   (22.06.2024   17:59:53)
(Ответ пользователю: Фердинанд Терентьевич Краузе)

​

Верно сказано, Фердинанд, "мы там не были", но в литературе дано такое "там", в котором, при усилили духовном, можно смело сказать: мы там БЫЛИ"!

Подстрелил бы я, например, этого безоружного, раненного немца, который ползёт окровавленный к своим окопам?
За меня ответил, возможно, оператор российского дрона, который, буквально, на днях, не только не стал добивать раненного всу-ушника, но вызвал дрон, который вместо бомбы скинул парню бинты.

Но ТАМ, в траншее Великой Отечественной войны, реальный командир взвода, на глазах которого только что смертельно ранили его бойца, с которым он бок о бок и душа в душу воевал, принял решение:стрелять на поражение, но этот свой выстрел в безоружного и раненного, прошедший всю войну старший лейтенант запомнил на всю жизнь, и не было его душе покоя и ответа, о чем он и написал в мемуарах, а я, поэт, изложил в стихотворении.
Главное, наверное, не то, чтобы ответы знать "правильные", но чтобы правильные вопросы себе задавать, каждый раз и в течение всей жизни.

Людмила Домогацкая   (22.06.2024   15:31:46)

​

Женские образы в творчестве Бориса Полевого.

Творчество автора "Повести о настоящем человеке" не нуждается в представлениях. К сожалению, в тени этого, безусловно замечательного произведения, оказались другие романы и повести автора. Которые заслуживают не менее внимательного прочтения.
«Повесть о настоящем человеке» – книга о мужчинах. В ней женские образы звучат негромко: такова особенность художественной ситуации, созданной автором. Но даже по этим негромким портретам можно представить, насколько интересны Полевому современные ему героини.
В романе «Глубокий тыл» мужчинам не удается выйти на первый план. Он целиком отдан женщинам. Впрочем, все персонажи настолько яркие и живые, что трудно воспринимать их вымышленными. Действие романа происходит в Верхневолжске: так автор «переназвал» Калинин — город своего детства и юности, сохранив все его приметы. Легко понять, почему главная героиня Анна – Калинина. Отступая, гитлеровцы уничтожают город, текстильную фабрику. Рабочие, возглавляемые секретарем парткома Анной Калининой, решают в короткие сроки восстановить фабрику.
Первое знакомство с героиней романа: "Перед изумлённым регулировщиком стояла женщина в расцвете лет, с круглым лицом, с четкими полукружьями темных бровей, задорно вздернутым носом и яркими припухлыми губами. Волосы, завязанные сзади тяжелым полурассыпавшимся узлом, были у нее русые, а глаза карие, и они, эти глаза, хотя и взволнованные только что пережитым, явно зная свою силу, глядели на солдата смело и как будто даже насмешливо."
Решимость и отвага, светящиеся в героине, проявятся в полной мере, когда ей придется совершить невидимый гражданский подвиг, восстановив в разрушенном городе сожженную гитлеровцами фабрику, и наладив на ней производство. Как руководитель, Анна заботится не только о станках, но и о вверенных ей людях: это ей принадлежит идея разбить при фабрике общественный огород, чтобы накормить измученных голодом и нехваткой витаминов рабочих.
Узнав, что в общежитии, где жил в оккупацию ее отец, лежат ослабевшие люди, которые не могут подняться с постели, она моментально организует им помощь.
Анна переживает и личную драму. Пока её муж сражается за победу на фронте, она влюбляется в женатого человека. Но, в отличие от своей знаменитой тезки, описанной Львом Толстым, в результате нелегкого выбора предпочитает подавить зарождающееся чувство.
Кажется, те фрагменты произведений Полевого, в которых он повествует труде и самопожертвовании, недоступны пониманию поколению молодых, поскольку в их мире нет ни социалистического соревнования, ни движения встречных бригад, ни коммунистических субботников, ни иных героических явлений ушедшего времени.
Поступит ли в наше время кто-нибудь так, как юная ткачиха Галя Мюллер? Своим хрупким телом девушка заткнула дыру в дамбе, когда увидела, что речка Тьма поднялась во время весеннего паводка, и вода может хлынуть прямо в заводские корпуса. Недалекая, упрямая, и что греха таить, излишне кокетливая Галка в нужную минуту оказалась способна на поступок с большой буквы.
А кто согласится, как медсестра Паня Калинина абсолютно безвозмездно сдать в течение одного дня две полные 400-граммовые дозы крови для спасения незнакомых раненых, сознавая, что всерьез рискуешь жизнью?
Город Верхневолжск, описанный не в одной повести, совершенно узнаваем. Каждому коренному тверитянину понятно, что Верхневолжск это Калинин, что фабриканты Холодовы – исторические Морозовы, узнаваемы и речка Тьма, и фабрика «Большевичка».

Не только у топонимов, но и у многих героев Полевого есть реальные прототипы, а книги, формально художественные, на деле являются расширенными документальными очерками, что в наши дни придает им ценность свидетельств современника. Сразу после выхода повести «Доктор Вера» стало известно, что книжная Вера Трешникова – это калининский врач Лидия Петровна Тихомирова.
Лидия Тихомирова родилась в 1904 году в Твери, в семье сапожника и ткачихи. Окончив медицинский техникум, работала медсестрой в больничном городке у знаменитого доктора Василия Васильевича Успенского.
Диплом врача она получила в Москве, затем вернулась на работу к профессору Успенскому уже хирургом-травматологом. Он-то и стал прототипом грозного Кайранского, погибшего за операционным столом во время налета вражеской авиации. В реальной жизни доктор Успенский дожил до 1952 года, его имя сегодня носит городская клиническая больница номер 1.
После освобождения Калинина, с 1941 по 1945 год, Тихомирова воевала в составе 100 Львовской стрелковой дивизии. Дошла до Берлина. По возвращении с фронта продолжила работу хирурга-травматолога. Была удостоена звания заслуженного врача РСФСР.
Женщина-медсестра, женщина-врач – сострадающая, чуткая, спасающая – одна из любимых тем Полевого. Связано ли это с тем, что мать писателя, Лидия, была врачом, или с впечатлениями военных лет – не столь важно.
В повести «Доктор Вера» — молодой хирург Вера Трешникова - остается в госпитале с ранеными, которых не успели эвакуировать. В течение долгих месяцев оккупации она спасает раненых, ведет опасную игру с гестапо и оккупационными властями, живет двойной жизнью, не роняя при этом своей чести и достоинства советского человека. Но после освобождения города ее начинают подозревать в пособничестве фашистам.
Прототипом шпитальлейтерин Веры Трешниковой стала врач-ординатор первой городской больницы города Калинина Лидия Петровна Тихомирова. В семидесятых годах она была известна на всю страну как «доктор Вера» и получала письма со всех уголков Советского Союза.
При оккупации города часть раненых красноармейцев эвакуировать не удалось: на подступах к Калинину санитарные машины попали под бомбежку, а сопровождающий их врач получил тяжелое ранение. Тогда доктор Трешникова вывешивает над входом в госпиталь-бомбоубежище белый флаг Красного Креста и разворачивает русский гражданский госпиталь, где, несмотря на смертельную опасность, вместе с ранеными и больными жителями города прячет и выхаживает солдат и офицеров Красной армии. Ей помогают работницы текстильной фабрики «Большевичка» - они собрали гражданскую одежду, чтобы переодеть красноармейцев, то есть спасти им жизнь. В знаменитой 70-й казарме «Париж» они прячут еврейских детей.
Яркой колоритной фигурой повести, является актриса Кира Владимировна Ланская. Белокурая, голубоглазая «богиня», ручки которой целуют немецкие офицеры, – очевидный плод литературной фантазии писателя. В действительности офицерский клуб в Доме Красной Армии так и не был открыт, а к Рождеству 1941-го немцев уже выбьют из города.
Безусловно, это далеко не исчерпывающий обзор женских персонажей Бориса Полевого. Прямолинейно, плакатно он показывает, что новая советская женщина бесстрашна, независима, способна к решительным действиям и правильному моральному выбору. Тем не менее, писатель одной-двумя черточками умеет так оживить этот плакат, что героинь начинаешь восринимать как живых, смеешься, плачешь и переживаешь вместе с ними.
И как все-таки хороши его женщины.