Два стихотворения Пастернака, написанных что-то около 1914 года.
Стихотворения эти, раз мелькнув в печати, больше никогда Пастернаком не включались ни в какие сборники. И больше, за всю творческую жизнь он не написал ни одного стихотворения вполне им подобного.
Итак, Борис Пастернак,
«Мельхиор»
«Храмовой в малахите ли холен
Возлелеян в сребре ль косогор —
Многодольную голь колоколен
Мелководный несёт мельхиор.
Над канавой изнеженной сиво
Столбенеют в тускле берега
Оттого что мосты без отзыву
Водопьянью над згой бочага,
На курчавой крушася корелой,
По бересте дворцовой раздан,
Обольётся и кремль обгорелый
Тёплой смирной стоячих румян.
Как под стены зоряни зарытой,
За окоп, под босой бастион
Волокиты мосты волокиту
Собирают в дорожный погон.
И, братаясь, раскат со раскатом,
Башни слюбятся сердцу на том,
Что, балакирем склабясь над блатом,
Разболтает пустой часоем»
----------------------------------------------------------------------
«Логически бессвязные, хотя и спаянные синтаксически, непрозрачные строки, строфы, насыщенные словесной вязью, густой, текучей массой звукосмыслов, не сливающихся в единый всеобъемлющий, пусть и всё ещё неотрывный от звука, смысл». Так написал об этом стихотворении Владимир Вейдле.
По такому же принципу построено второе стихотворение : «Цыгане» :
« От луча отлынивая смолью,
Не алтыном огруженных кос,
В яровых пруженые удолья
Молдован сбивается обоз.
Обленились чада град-загреба,
С молодицей обезроб и смерд:
Твердь обует, обуздает небо,
Твердь стреножит, разнуздает твердь!
Жародею жогу, соподвижцу
Твоего девичья младежа,
Дево, дево, растомленной мышцей
Ты отдашься, долони сложа.
Жглом полуд пьяна напропалую,
Запахнешься ль подлою полой,
Коли он в падучей поцелуя
Сбил сорочку солнцевой скулой.
И на вёрсты. Только с пеклой вышки,
Взлокотяся, крошка за крохой,
Кормит солнце хворую мартышку
Бубенца облётной шелухой»

Надо находится, воистину, в состоянии наваждения, чтобы написать такое, таким образом. Можно только позавидовать неотразимости заклинательных бормотаний, невольно выговариваемых снова и снова: «Возлееян в сребре ль косогор...» «Тёплой смирной стоячих румян...» «Бубенца облётной шелухой...» ---------------------------------- Максима, которую вывел молодой, начинающий путь в поэзию Борис Пастернак в литературном манифесте «Чёрный бокал» в том же 1914 году: «В искусстве видим мы своеобычное extemporale, задача коего заключается в том единственно, чтобы оно было исполнено блестяще». «Бессознательная работа воображения явлена нам в этих стихотворениях. Модернизм, с его полнейшим отсутствием всякой заботы о сходстве, бьёт ключом в этих произведениях. Изобразительное намерение, которое всегда налицо у Пастернака, и направляется оно на передачу не одних лишь движений души, но и на передачу видимых, слышимых, осязаемых образов внешнего мира. Оно стремится изображать, в полном смысле этого слова, даже когда предмет изображения остаётся неназываемым, ускользающим от внепоэтического (а значит, условного или частичного) наименования. Само лирическое волнение или, что то же, самый ритм, порождающий стих, возникает у него в тесной связи с внешними, чувственными впечатлениями, они же подсказывают ему и слова, но вперемешку и наперебой, так что звук соперничает со смыслом, не сливаясь с ним, отдельные смыслы отскакивают друг от друга, линия стихотворения становится слишком зигзагообразной, и частичные «сходства» мешают общему. Поэт пытается затем выправить сходства, примирить смысл со звуком, но не всегда ему удаётся преодолеть собственное богатство,которым он ещё не научился жертвовать» --------------------------------------------------------- «Захлёбывание. Задохновение. Пастернак не говорит, ему некогда договаривать, он весь разрывается, — точно грудь не вмещает, а-ах! Наших слов он ещё не знает... что-то опрокидывающее» Так писала Марина Цветаева, прочитав «Сестру мою жизнь». ------------------------------------------------ Вскоре уже, начиная с 1928 года, Пастернак отрёкся, как Пётр, трижды, от себя самого, раннего, от своей ранней поэтики, переработал большинство публикуемых произведений, поворотил себя к «неслыханной простоте», поменялись местами цифры в календаре, вместо 1914, нарисовались: 1941, и он записал в автобиографии: «Я не люблю своего стиля до 1940 года». К лучшему всё это было или нет, кто знает. Но как всё-таки хорошо, что был у Пастернака этот 1914 год, с его безбрежной россыпью камлания, с его притягательной, даже против воли, заумью, наделённой таинственной силою лиризма, с какой-то иной, потусторонней стороны... Каким тривиальным мог бы оказаться путь поэта, блеск словесности поэта, если бы его творчество включало в себя только написанное, начиная с 1940
года... -------------------------------