Не обрести чутьё на поэзию слов, не приблизиться даже к таинственному очарованию поэзии слов без обладания поэзией жизни, то есть без способности видеть воплощение поэзии в самых разных аспектах бытия. Поэзия жизни - родом из детства, шлифуется годами, подарена богами избранным участникам человеческой жизни, тем, которые без стишков, тем, в которых угадывается потенциал настоящего читателя, увлечённого мечтателя, романтика, искателя.
Поэзия жизни - выше простого умиления перед природой, погодой. Поэзия жизни - дальше так называемой душевности проистекает, требует утончённости восприятия и воображения богатого нюансами. Поэзия жизни - предметна и вещественна в носителях, но надмирна в основе своей.
Поэзия жизни — выше содержания жизни, или можно сказать так: это содержание, но содержание условности общепринятого понимания жизни, содержание её эфемерности, её изменчивости и зыбкости — это своеобразный мост или канат над пропастью разбившихся судеб — осуществляемая попытка перехода в иное состояние жизни, шагание в мир, где не властвуют телесные души, где добро не сопровождается злом, а счастье не является счастьем на чужом горе, где счастливые матери не боятся за своих несчастных детей, где не надо «верить в лучшее», уже хотя бы потому, что «худшее» не предполагается и не реализуется. Поэзия жизни — это та самая, таинственная, едва уловимая сторона или страна жизни, о которой знает каждый ребёнок, до тех пор пока из него не сделали «каждого взрослого», плоское существо или человека с телесной душой, живущего мир, состоящий из чужих и чужеродных вещей, предметов и явлений...
Неопределённость воцаряется на царство, относительность относится ко всему сущему. Поэзия жизни — означает самосотворение жизни, вместо проживания того что есть. Жизнь открывается как сущность воображаемая в гораздо большей степени, чем сущность данная, устоявшаяся, всеобщая.. Сон, который видит действительность, вот что такое поэзия жизни; мечта, которую пытается позабыть реальность; вот она какая — поэзия жизни!
Скучные, монолитно-бетонные в восприятиях люди с компактным, типовым, чугунолитейным воображением, помноженные на миллионы типовых экземпляров : пишут стишки, хвалят стишки, рисуют картинки, громоздят инсталляции, бороздят просторы узких коридоров мышления науки, бередят налитые кровью раны одиночества и бесцельности существования, рожают счастливых детей и делают из них несчастных взрослых, выдумывают земноводных волшебников, примитивных «Горе Поттеров», объясняются в любви, молятся Богу, делают добрые и злые дела, увлекаются искусством шапкозакидательства, живут от обедни до обеда, от лежбища на диване до кладбища обещаний... И пожизненно не имеют ничего общего с поэзией жизни, а значит, являются неимущими в поэзии слов...
- Можно ли научить поэзии жизни?
- Можно только обозначить путь к ней, указать начало тропинки, уводящей «за тридевять земель, в тридевятое царство, в тридесятое государство».
С чего, например, началась моя поэзия жизни?
Возможно, с погружения в невесомость первых майских сумерек, в тот тёплый вечер в Болшево, когда мы сидели рядком на веранде детского сада, слушали, затаив дыхание, взволнованный голос воспитательницы, и воочию встречали звуки великого приключения, кои медленно взлетали и опадали вокруг нас, словно искры, совпадая и даже не вполне совпадая с текстом «Золотого ключика»...
Возможно, поэзия жизни раскрылась во мне, впервые и во всю силу своей трогательности, в момент замедляющегося перестука колёс поезда «Москва-Вюнсдорф», когда состав проходил мост через Буг и в мою грудь врывались, вместе с пулемётными очередями, воспоминания ранней июньской ночи Сорок первого года, в которой я никогда не был, но которую навсегда узнал? Захлёбывались последними очередями наши пограничники, пытаясь сдержать надвигающееся всенародное горе, поголовную смерть. Я не совладал тогда с комом слёз, подступившим к горлу, я, стесняясь людей, укрывался в тамбуре, я был больше, много больше, чем десятилетний мальчишка, но никому не мог передать полноту охвата, много превышающую мою так называемую личную жизнь, и, видимо, именно этим превышением начинающую во мне, отныне уже навсегда, ту самую «поэзию жизни»...
С тех пор я свободно перемещаюсь во времени и в пространстве — вне времени и пространства, сквозь них, вскользь, пребывая в заворожённости, подчас, казалось бы, в самых обыкновенных вещах и явлениях. Это могут быть: торцевая стена какого-нибудь почти заброшенного старинного дома в одном из московских переулков, на ней нет окон, только несколько теней от деревьев и ближайших звёзд, в ней угадывается какая-то отвесная пустота, одинокое молчание облюбовало её; или это может быть глубокий желанный вдох солнечной апрельской свежести, когда свет прибавляет по минуте в день, когда в грудь и в сердце проникает гул огромного города, позывной нескончаемой минуты вечности, превратившейся в улыбку, в луч, в вальс на голубом Дунае, в любовь...
Для меня

, например, образ Агнии, разместившей свою душу на страницах романа Солженицына «В круге первом», или, например, вслушайтесь в переживания Елизаветы Дьяконовой, кои она уместила в свой «Дневник русской женщины»... А каковы ваши примеры, ваши встречи с "поэзией жизни"?